Не время сейчас думать о смерти. Думать о смерти надо, когда она уже наступает тебе на пятки, но в том-то и дело, что ты никогда не узнаешь, где она - то ли дышит тебе в затылок, то ли забирает кого-то, но не тебя. После того, как Д. сказал, что я умру, я стала физически ощущать всю ту бессмысленность, с которой я пришла сюда, и бессмысленность этого существования, и когда я только начинаю думать о том, что некий высший мега-мозг по-подлому вкинул нас всех в жизнь, ничего не объяснив, когда я думаю об этом, меня начинает трясти от животного страха: а что там, за закрытыми веками, за тем, что другие назовут «она умерла»? Меня иногда охватывает паника, когда я только представлю, что ни один человек никогда не ответит на вопрос: «Что происходит?», и никогда ни один человек не вернется из небытия, и все мы здесь, по сути, сгустки водорода, наделенные бесполезной моралью, с которой сами не знаем, что делать. Это всё, верно, отголоски того питерского «счастья», что я испытывала время от времени; то, что раньше заставляло меня двигаться, теперь заставляет меня позорно дрожать перед своим же естеством. Хочется быть в чём-то уверенной, и это не столько заслуга фактов, сколько черта характера - уверенной можно быть хоть в том, что твое говно лучше чужого - и хотела бы я быть таким человеком. Не знаю, кто и зачем вдохнул в меня жизнь, но это жестоко, и мне не справиться до конца своих дней, даже глотая антидепрессанты, с тем чувством, что всё вокруг временно и напрасно.